Михаил Юрьевич Лермонтов
Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю.
1-я Книга царств.
Немного лет тому назад,
Там, где сливаяся шумят
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой – и о том,
Как удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
И божья благодать сошла
На Грузию! – она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
За гранью дружеских штыков.
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути.
Он был, казалось, лет шести;
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился – даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал,
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел вздыхая на восток,
Томим неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом,
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли;
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал,
И с каждым днем приметно вял;
И близок стал его конец.
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:
«Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Всё лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Не много пользы вам узнать;
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну – но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощеньи не молю.
«Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас —
Зачем? … угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах,
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов – «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имен.
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. Я видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ – могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы, теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я, как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.
«Меня могила не страшит:
Там, говорят, страданье спит
В холодной, вечной тишине;
Но с жизнью жаль расстаться мне.
Я молод, молод… Знал ли ты
Разгульной юности мечты?
Или не знал, или забыл,
Как ненавидел и любил;
Как сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
Где воздух свеж и где порой
В глубокой скважине стены,
Дитя неведомой страны,
Прижавшись, голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?
Пускай теперь прекрасный свет
Тебе постыл: ты слаб, ты сед,
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, – я также мог бы жить!
«Ты хочешь знать, что видел я
На воле? – Пышные поля,
Холмы, покрытые венцом
Дерев, разросшихся кругом,
Шумящих свежею толпой,
Как братья в пляске круговой.
Я видел груды темных скал,
Когда поток их разделял,
И думы их я угадал:
Мне было свыше то дано!
Простерты в воздухе давно
Объятья каменные их,
И жаждут встречи каждый миг;
Но дни бегут, бегут года —
Им не сойтися никогда!
Я видел горные хребты,
Причудливые как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег —
Как будто белый караван
Залетных птиц из дальних стран!
В дали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих как алмаз,
Седой, незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней.
«И вспомнил я отцовский дом,
Ущелье наше, и кругом
В тени рассыпанный аул;
Мне слышался вечерний гул
Домой бегущих табунов
И дальний лай знакомых псов.
Я помнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Против отцовского крыльца
Сидевших с важностью лица;
И блеск оправленных ножон
Кинжалов длинных… и как сон
Всё это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне, и помнил я
Кольчуги звон, и блеск ружья,
И гордый непреклонный взор,
И молодых моих сестер…
Лучи их сладостных очей
И звук их песен и речей
Над колыбелию моей…
В ущельи там бежал поток,
Он шумен был, но не глубок;
К нему, на золотой песок,
Играть я в полдень уходил
И взором ласточек следил,
Когда они, перед дождем,
Волны касалися крылом.
И вспомнил я наш мирный дом
И пред вечерним очагом
Рассказы долгие о том,
Как жили люди прежних дней,
Когда был мир еще пышней.
Читать еще: Костка старый рыбак. Ад и рай художника чонтвари
«Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил – и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
И в час ночной, ужасный час,
Когда гроза пугала вас,
Когда, столпясь при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я убежал. О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад!
Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил…
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой,
Меж бурным сердцем и грозой.
«Бежал я долго – где, куда,
Не знаю! ни одна звезда
Не озаряла трудный путь.
Мне было весело вдохнуть
В мою измученную грудь
Ночную свежесть тех лесов,
И только. Много я часов
Бежал, и наконец, устав,
Прилег между высоких трав;
Прислушался: погони нет.
Гроза утихла. Бледный свет
Тянулся длинной полосой
Меж темным небом и землей,
И различал я, как узор,
На ней зубцы далеких гор;
Недвижим, молча я лежал.
Порой в ущелии шакал
Кричал и плакал, как дитя,
И гладкой чешуей блестя,
Змея скользила меж камней;
Но страх не сжал души моей:
Я сам, как зверь, был чужд людей
И полз и прятался, как змей.
«Внизу глубоко подо мной
Поток, усиленный грозой,
Шумел, и шум его глухой
Сердитых сотне голосов
Подобился. Хотя без слов,
Мне внятен был тот разговор,
Немолчный ропот, вечный спор
С упрямой грудою камней.
То вдруг стихал он, то сильней
Он раздавался в тишине;
И вот, в туманной вышине
Запели птички, и восток
Озолотился; ветерок
Сырые шевельнул листы;
Дохнули сонные цветы,
И, как они, навстречу дню,
Я поднял голову мою…
Я осмотрелся; не таю:
Мне стало страшно; на краю
Грозящей бездны я лежал,
Где выл, крутясь, сердитый вал;
Туда вели ступени скал;
Но лишь злой дух по ним шагал,
Когда, низверженный с небес,
В подземной пропасти исчез.
«Кругом меня цвел божий сад;
Растений радужный наряд
Хранил следы небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев
Прозрачной зеленью листов;
И грозды полные на них,
Серег подобье дорогих,
Висели пышно, и порой
К ним птиц летал пугливый рой.
И снова я к земле припал,
И снова вслушиваться стал
К волшебным, странным голосам;
Они шептались по кустам,
Как будто речь свою вели
О тайнах неба и земли;
И все природы голоса
Сливались тут; не раздался
В торжественный хваленья час
Лишь человека гордый глас.
Всё, что я чувствовал тогда,
Те думы – им уж нет следа;
Но я б желал их рассказать,
Чтоб жить, хоть мысленно, опять.
В то утро был небесный свод
Так чист, что ангела полет
Прилежный взор следить бы мог;
Он так прозрачно был глубок,
Так полон ровной синевой!
Я в нем глазами и душой
Тонул, пока полдневный зной
Мои мечты не разогнал,
И жаждой я томиться стал.
Мцыри — Лермонтов Михаил Юрьевич — Страница 1
Михаил Юрьевич Лермонтов.
Мцыри – на грузинском языке значит «неслужащий монах», нечто вроде «послушника». (Прим. Лермонтова.)
Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю.
Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой – и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
И божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
3а гранью дружеских штыков.
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Гоним неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругам.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днем приметно вял.
И близок стал его конец;
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Читать еще: Что делали бурлаки. Кто такие «Бурлаки на Волге
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:
«Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Все лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну – но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощенье не молю.
Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас –
Зачем. Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имен, –
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. И видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ – могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы! теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.
Меня могила не страшит:
Там, говорят, страданье спит
В холодной вечной тишине;
Но с жизнью жаль расстаться мне.
Я молод, молод… Знал ли ты
Разгульной юности мечты?
Или не знал, или забыл,
Как ненавидел и любил;
Как сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
Где воздух свеж и где порой
В глубокой скважине стены,
Дитя неведомой страны,
Прижавшись, голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?
Пускай теперь прекрасный свет
Тебе постыл; ты слаб, ты сед,
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, – я также мог бы жить!
Ты хочешь знать, что видел я
На воле? – Пышные поля,
Холмы, покрытые венцом
Дерев, разросшихся кругом,
Шумящих свежею толпой,
Как братья в пляске круговой.
Я видел груды темных скал,
Когда поток их разделял.
И думы их я угадал:
Мне было свыше то дано!
Простерты в воздухе давно
Объятья каменные их,
И жаждут встречи каждый миг;
Но дни бегут, бегут года –
Им не сойтиться никогда!
Я видел горные хребты,
Причудливые, как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег –
Как будто белый караван
Залетных птиц из дальних стран!
Вдали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней…
И вспомнил я отцовский дом,
Ущелье наше и кругом
В тени рассыпанный аул;
Мне слышался вечерний гул
Домой бегущих табунов
И дальний лай знакомых псов.
Я помнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Против отцовского крыльца
Сидевших с важностью лица;
И блеск оправленных ножон
Кинжалов длинных… и как сон
Все это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне, и помнил я
Кольчуги звон, и блеск ружья,
И гордый непреклонный взор,
И молодых моих сестер…
Лучи их сладостных очей
И звук их песен и речей
Над колыбелию моей…
В ущелье там бежал поток.
Он шумен был, но неглубок;
К нему, на золотой песок,
Играть я в полдень уходил
И взором ласточек следил,
Когда они перед дождем
Волны касалися крылом.
И вспомнил я наш мирный дом
И пред вечерним очагом
Рассказы долгие о том,
Как жили люди прежних дней,
Когда был мир еще пышней.
Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил – и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Вы читаете книгу
Мцыри Лермонтов Михаил Юрьевич
Мцыри: краткое содержание и анализ поэмы Лермонтова. О каких горах идет речь в произведении?
«Мцыри» — романтическая поэма Михаила Юрьевича Лермонтова, написанная в 1838-39 годах. Впервые опубликована в 1840 году.
«Мцыри» рассказывает о мальчике-горце, который во время Кавказской войны попал в плен к русским, а затем рос в грузинском монастыре. Уже юношей он сбегает из обители в надежде добраться на родину.
Главный герой проводит три дня на воле — в горах, где получает смертельные раны в схватке с барсом. Юношу находят и возвращают в монастырь. Он умирает, успев рассказать о пережитом и о своих чувствах старому монаху.
«Мцыри» — позднее произведение Лермонтова, созданное им за два года до гибели на дуэли. Основные идеи произведения — поиски свободы и борьба за счастье, которое в итоге оказывается недостижимым.
Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Портрет кисти Петра Заболотского, 1837 год
«Мцыри» считается одним из последних образцов классического романтизма в русской поэзии.
Поэма написана четырехстопным ямбом — он «звучит и отрывисто падает, как удар меча, поражающего свою жертву», писал литературный критик Виссарион Белинский.
«Мцыри»: кратчайшее изложение поэмы М.Ю. Лермонтова
Русский генерал во время Кавказской войны возвращается из похода и везет с собой пленного мальчика. Ребенок болен, и его оставляют на попечение монахам в неназванном грузинском монастыре.
У главного героя нет имени, по заглавию поэмы его называют Мцыри («послушник» по-грузински). Мальчик все время томится воспоминаниями о родине, воспринимает монастырь как тюрьму. О себе он говорит:
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Когда подросший Мцыри уже готовится принять монашеский обет, он внезапно исчезает из обители. Монахи находят юношу спустя три дня — израненного и умирающего.
Читать еще: Доброе аниме про любовь. Смотреть аниме про любовь
Перед смертью Мцыри исповедуется старику-монаху, который некогда его крестил. Большая часть поэмы — это предсмертный монолог послушника.
Юноша рассказывает, что делал, видел и чувствовал на воле. Пораженный красотой и величием горной природы, он вдруг вспомнил родной аул и близких. Увидев красавицу-грузинку, впервые испытал томление любви. Сразившись с могучим барсом, он убил зверя, но и сам был тяжело ранен.
Перед смертью юношу тяготит то, что он так и не повидал родной край:
И я как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.
Мцыри просит похоронить его в дальнем углу монастырского сада, где на его могилу будут взирать горы Кавказа, и обещает, что это принесет ему успокоение.
Слушать поэму М.Ю. Лермонтова «Мцыри» в формате аудиокниги:
Что значит «мцыри» по-грузински? Перевод на русский
В примечании Лермонтова к поэме сказано: « Мцыри — на грузинском языке значит «неслужащий монах», нечто вроде «послушника» ».
Но слово «мцыри» (მწირი) в грузинском языке имеет еще одно значение — пришелец, чужеземец, прибывший или насильно привезенный из чужих краев. В этом значении мцыри — одинокий человек, не имеющий родных и близких.
Слово «мцыри» не склоняется. Хотя иногда это вопреки правилам делают для создания комического эффекта — например, в фильме «Бакенбарды»: «Кто главный мцырь?»
Первоначально поэма Лермонтова носила название «Бэри». «Бэри — по-грузински монах», — указывал автор в примечании. Однако в прижизненный сборник стихов произведение вошло под названием «Мцыри» — его автор в итоге счел более подходящим.
Автограф поэмы «Мцыри»
О каких горах идет речь в произведении Лермонтова?
В поэме Лермонтова «Мцыри» речь идет о горах Кавказа. Сам автор указывает конкретное место:
Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь.
Очевидно, что Лермонтов вдохновлялся храмом Джвари, расположенным близ Мцхеты, у впадения Арагви в Куру.
Вид на гору Джвари. Фото: Wikimedia / Alexxx1979
В конце произведения Мцыри называет горы, на которые будет смотреть его могила:
Когда я стану умирать,
И, верь, тебе не долго ждать,
Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста…
Трава меж ними так густа,
И свежий воздух так душист,
И так прозрачно-золотист
Играющий на солнце лист!
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты. Картина М.Ю. Лермонтова, 1837 год
Рассказ старого монаха. Был ли Мцыри на самом деле?
Если верить первому лермонтовскому биографу П.А. Висковатову, Лермонтов якобы услышал историю о побеге молодого послушника на Кавказе в 1837 году, во время первой ссылки.
Путешествия по Военно-грузинской дороге, поэт «наткнулся в Мцхете на одинокого монаха», сообщает Висковатов. И «узнал от него, что родом он горец, плененный ребенком генералом Ермоловым. Генерал его вез с собою и оставил заболевшего мальчика монастырской братии. Тут он и вырос; долго не мог свыкнуться с монастырем, тосковал и делал попытки к бегству в горы. Последствием одной такой попытки была долгая болезнь, приведшая его на край могилы. »
«Исповедь Мцыри». Иллюстрация Л.О. Пастернака. 1891 год
Многие считают эту версию сомнительной. Ведь еще в 1831 году Лермонтов наметил идею произведения: «Написать записки молодого монаха 17-и лет. — С детства он в монастыре; кроме священных книг не читал. — Страстная душа томится».
Впрочем, одно не исключает другого — первоначалная идея могла вобрать в себя рассказ монаха.
В период Кавказской войны горские дети и правда порой попадали в плен. Так, генерал Алексей Ермолов однажды привез в Тифлис чеченского мальчика: в дальнейшем тот выучился на художника и был известен под русским именем и фамилией — Петр Захарович Захаров (Захаров-Чеченец). Он стал портретистом, был академиком Академии художеств.
Петр Захаров-Чеченец. Автопортрет. 1830-е годы
Что касается история о схватке Мцыри с барсом, то это отражение грузинского фольклорного сюжета. Известны полтора десятка вариантов древней песни «Юноша и тигр», этот же сюжет использовал в поэме «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели.
«Мцыри»: анализ произведения
«Мцыри» — один из последних шедевров русского романтизма. В отечественной литературе к концу 1830-х произошел поворот к реализму: уже стал классикой «Евгений Онегин», уже творил Гоголь. Но Лермонтов силой своего таланта сумел вернуть к жизни «устаревший» жанр, заставил читателя вновь принять законы романтизма.
Литературный романтизм предполагает описание исключительных героев в исключительных обстоятельствах . Потому события поэмы происходят в горах Кавказа, на фоне буйной экзотической природы.
Мцыри — также человек исключительный, сильный и гордый юноша с трагической судьбой. «Что за могучий дух, что за исполинская натура у этого Мцыри! Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности» — писал о нем Виссарион Белинский.
В основе сюжета лежит традиционная романтическая ситуация — бегство из неволи. А поскольку Мцыри бежит на родину, это возвращение человека к самому себе. Родина в поэме — аллегория свободы и счастья. Но эта свобода и это счастье оказываются для героя недостижимы.
Мцыри так и не попадает домой, но его стремление к свободе самодостаточно, ценно в любом случае. Это естественное, природное чувство. Поэтому в произведение так много места уделено описаниям природы — ветра, скал, птиц. Они олицетворяют душевный порыв самого Мцыри. Природа — это величие и красота, недоступные среди людей.
Но затем природа превращается во врага Мцыри: он не может найти путь к дому и получает смертельные раны в бою с барсом. А окончательное поражение наступает, когда послушник вновь видит ненавистный монастырь и понимает — он вернулся туда, откуда пытался сбежать.
Три дня вольной жизни Мцыри противопоставлены в поэме всей его безрадостной юности. Эти три дня — время высшего наслаждения, настоящая жизнь. И одновременно — самый трагический момент, неотвратимое поражение.
Монастырь в поэме — символ действительности, которая враждебна природе, которая подавляет человека и лишает его свободы. Но и этот монастырь не вечен. Уже из вступления мы узнаем, что теперь на месте обители остались лишь руины.
Таким образом, автор смотрит на происходящее с высоты вечности. И это примиряет читателя с жизненной трагедией, дает успокоение.
Если вы хотите глубже понять поэму «Мцыри», послушайте, как вдохновенно о ней рассказывал ведущий советский лермонтовед Ираклий Андроников:
Источники:
http://nice-books.ru/books/poehziya-dramaturgiya/poehziya/256053-mihail-lermontov-mcyri.html
http://read-books-online.ru/bookread-17249
http://www.anews.com/p/119292927-mcyri-kratkoe-soderzhanie-i-analiz-poehmy-lermontova-o-kakih-gorah-idet-rech-v-proizvedenii/